СОКАКУ ТАКЕДА

Сокаку, последний из старой гвардии воинов, родился в Аизу (сейчас это префектура Фукусима) — местечке, известном в стране самураев как родина самых свирепых из них. Всякий мальчик, едва научившись ходить, должен был овладевать, в соответствии с местными традициями, боевыми искусствами. Нерадивых воспитывали огнем. И хотя любые шрамы считались украшением мужчины, Сокаку страстно желал овладеть боевыми искусствами.

Под руководством деда и отца он учился фехтованию, единоборству с копьем, боевому джиу-джитсу и сумо. Этим любимым занятиям от отдавал все свое время, совершенно не желая учиться читать и писать. Всякие книги и науки ему были чужды. «Я уверен, что найду тех, кто будет читать и писать вместо меня», — спокойно реагировал Сокаку на любые предостережения по поводу его потенциальной неграмотности.

Несгибаемые воины Аизу были одними из последних, кто капитулировал-таки перед императорскими войсками во время гражданской войны 1868 года, и если бы не юный возраст Сокаку, то он бы сделал себе сеппуки (разновидность харакири) вместе со своими старшими сотоварищами по Биякко-Таи (армия молодых воинов Аизу). Для Сокаку баталии в непосредственной близости от его отчего дома были, несмотря на кровопролитность, весьма поучительными и даже в некотором смысле забавными — он не понаслышке, а воочию наблюдал, как надо расправляться с соперниками, ведя даже счет смертоносным поединкам.

В конце концов клан Аизу все же был побежден, мать Сокаку умерла, и он, тринадцатилетний юноша, отправился в скитания под эгидой этакого «крестного похода одинокого мастера боевых искусств», вызывая на бой всякого, кто имел наглость усомниться в этом, — всякого от Окинавы на юге до Хоккайдо на севере страны. Он был хорошо известен как уличный боец, сторонник борьбы без правил, поразивший насмерть не одного своего соперника. Так, в 1882 году он что-то не поделил с целой группой строителей в Фукусима и бесстрашно пошел на вооруженных острыми топорами, железными прутьями и кирпичами разъяренных мужчин, расчищая себе путь с помощью меча, оставляя за собой раненых и бездыханных. Храбреца арестовали по обвинению в убийстве, однако позднее отпустили, ибо суд квалифицировал его действия как самооборону. Меч, правда, у него конфисковали и порекомендовали «поскорее забыть о золотых временах самураев» для его же собственной пользы.

В 1875 году Сокаку вызвали в Аизу, чтобы предложить ему наследственную должность священника синто. Известный мастер и учитель боевых искусств и духовный наставник Саиго Таномо (известный также как Чиканори Хосина), последний из клана Аизу, кто хранил секреты техники осики-ути, проинструктировал новоиспеченного религиозного деятеля.

К сожалению, точно не известно, что, собственно, представляет собой техника осики-ути. Ряд исследователей японских искусств считают, например, что это некий самурайский этикет (возможно, исходя из самого названия, переводимого примерно как «в замке господина»). Кроме того, бытует мнение, что Таномо вообще не имел никакого отношения к боевым искусствам. Тем не менее у Сокаку было несколько старинных свитков (прочитать их он, естественно, не мог), в которых довольно подробно описывалась техника боевого искусства, корнями своими уходящая аж в двенадцатое столетие, во времена императора Минамото (Генджи) Йошимицу, когда система осикиути процветала вовсю. Кроме того, сам Сокаку считался одним из тридцати пяти великих мастеров традиционных искусств, что позволяет вполне обоснованно полагать, что Таномо, передавший ему сии свитки по наследству, не мог не понимать тонкостей описанной в них методики боевого искусства. Так или иначе, Сокаку изучил данную систему, которую назвал Йамато, а впоследствии переименовал в Дайто Рю. Она, по сути, представляла собой некую комбинацию классического джиу-джитсу и практической боевой техники самого Сокаку, непревзойденного мастера рукопашного боя, владевшего к тому же в совершенстве различными видами оружия. (Между прочим, так называемая кусаригама — серп и цепь — наиболее грозное оружие Сокаку, против которого крайне трудно найти защиту.)

Сокаку, что вполне очевидно, больше полагался на свои необычайные способности в боевых искусствах, нежели на духовную деятельность в качестве священника синто. Где-то в 1888 году, в возрасте тридцати лет, он решает проверить себя в настоящем деле в качестве ведущего учителя боевых искусств. И хотя он был весьма невысоким, менее пяти футов ростом, и худощавым, своих соперников он побеждал довольно быстро.

И прежде всего благодаря экстраординарным способностям самоконтроля сознания, помноженным на безупречную технику, отточенную в бесконечных боях, и мастерству айки — гармоничности сочетания позитивной и негативной энергий. И хотя Сокаку никогда в жизни не прочитал и буквы, он был отличным психологом. Перед проведением инструктажа среди потенциальных учеников он внимательно изучал каждого и выбирал из них далеко не всех, отсеивая остальных без видимых на первый взгляд причин. Если его спрашивали о причинах, повлекших за собой отсев, он мог ответить, например, следующим образом: «Первый — пьяница, второй — слаб характером, а третий — смутьян безысходный. Я не хочу на таких тратить силы и время впустую». Интуиция, и только она, позволяла Сокаку безошибочно разбираться в людях.

Пытаясь нормализовать и как-то упорядочить свою жизнь, Сокаку женился и построил дом, однако его жена умерла во время родов второго ребенка, а позднее сгорел их дом. Сокаку отдал своих детей на воспитание родственникам и вновь вернулся к кочевой жизни отшельника.

В период с 1898 по 1915 год Сокаку странствовал по северной части Японии, зарабатывая средства к существованию уроками по единоборствам. Находясь на Хоккайдо, он впервые повстречался с Морихеи. В 1904 году Чарлз Перри, британский подданный, преподававший английский язык в высшем учебном заведении Сендай, был весьма удивлен и шокирован внешним видом какого-то японского странника, ехавшего вместе с ним первым классом, а посему и обратил внимание кондуктора на него. Сокаку, а это был именно он, действительно был одет весьма экстравагантно — в поношенное японское платье, высокие деревянные сандалии, шляпу-котелок и держал в руках видавший виды дорожный посох-палку, внутри которой находился острый штык-нож, а также большую матерчатую сумку, в которой была лицензия на преподавание и религиозная книжка. Когда Сокаку высказал свое удивление по поводу того, что кондуктор решил проверить билет только у него одного, тот указал на иностранца. Разозлившийся Сокаку вскочил со своего места и потребовал у почтенного джентльмена объяснений. Самоуверенный Перри, рост которого был порядка шести футов, решил запугать наглого «малыша», однако не тут-то было — Сокаку ловко перехватил удар соперника и, применив болевой прием захват-бросок, опрокинул гиганта Перри на пол купе. Слегка отойдя от шока, полученного при падении, Перри не только смиренно принес свои извинения Сокаку, но и попросился к нему в ученики, став, таким образов, первым иностранцем в школе Такеда. (Всего, кстати, согласно регистрационным книгам Сокаку, у него занималось в разное время более тридцати тысяч учеников.)

В 1911 году Сокаку пригласили в отделение полиции Хоккайдо и попросили позаниматься с личным составом. Дело в том, что наряду с законными поселенцами, наподобие колонистов под руководством Морихеи из Танабе, на Хоккайдо устремились и представители криминальных структур общества — здесь был просто рай для бандитов, пиратов, бродяг и прочих отщепенцев. Шайки, банды, «малины» росли как грибы после дождя. Немногочисленная полиция не справлялась со своими обязанностями. Над островом нависла реальная угроза превращения его в криминальную империю.

Сокаку в свои пятьдесят отправился в этот дикий край, где нещадно попирались все нормы социального правопорядка, чтобы выполнять функции этакого судебного исполнителя в отдаленных от цивилизации «ковбойских поселках на заре зарождения Соединенных Штатов». Узнав о прибытии нового поборника справедливости, бандиты тут же сели на хвост маленькому невзрачному борцу с преступностью. Заметив, что он ежедневно утром отправляется в одиночку и без оружия в общественные бани, шестеро хулиганов решили было «преподать ему урок местного гостеприимства» в лучших традициях идеологии гангстеризма. Сокаку совершенно спокойно отреагировал на нападение. Используя мокрое полотенце в качестве крайне болезненно разящего хлыста, он до крови отделал самонадеянных задир. Могучий «киай» в исполнении Сокаку буквально вырубал напрочь нападающих, безжалостно круша им ребра. Напуганные способностями нового противника, гангстеры собрали целую толпу под окнами отеля Сокаку и стали вызывать его на бой. Когда терпение Сокаку лопнуло, он высунулся из окна с мечом в руках и клятвенно пообещал, что порубает всех попавшихся ему под горячую руку как капусту. Естественно, народец попритих. И чтобы окончательно избежать последующего кровопролития, шеф местной мафии, в лучших традициях голливудского вестерна, поспешил заключить с Сокаку перемирие.

Положа руку на сердце, надо сказать, что жизнь Сокаку сладкой и спокойной никак не назовешь — за свою такую вот репутацию неустрашимого, непобедимого и непокорного человека он был вынужден платить дорогой монетой. Прекрасно осознавая, что везде и всегда в подавляющем большинстве его окружают враги, а не друзья, Сокаку и жил по адекватным ситуации законам, основной сутью которых было устрашение и обман потенциального противника в условиях готовности номер один. Так, он никогда не входил ни в какой дом или иное учреждение, включая и свою собственную резиденцию, без провожатого, которому всецело доверял. Известен такой случай. Сокаку и Морихеи играли в го в доме Морихеи. В это время к ним вошел один из соседей хозяина. По какой-то причине лицо вошедшего было частично закрыто большим шарфом. За это бедолага и поплатился — Сокаку схватил тяжелую игорную доску и принялся дубасить ею незнакомца по голове. И если бы Морихеи не вмешался, неизвестно, что бы ждало несчастного впоследствии. Сам же Сокаку с детским простодушием заявил: «Мне показалось, что это кто-то из моих врагов пришел по мою душу». Сокаку никогда не притрагивался к пище или питью, пока кто-либо из его учеников не отведает их прежде, опасаясь быть отравленным. Никто (кроме его жены, конечно) не смел приблизиться к нему менее чем на три фута. Под подушкой его постели всегда лежал кинжал, а рядом — железное опахало. Он просыпался несколько раз за ночь и перемещал по комнате свое ложе, дабы не быть застигнутым врагами во время сна. Да и вообще спал он плохо, то и дело вскрикивая от кошмаров преследования врагами или видений лиц убитых им в многочисленных баталиях.

В феврале 1915 года во время поездки в Ингару Морихеи случайно узнал, что Сокаку проводит занятия в местной гостинице, и сразу же поспешил туда. Понаблюдав за впечатляющей демонстрацией техники и ловкостью хрупкого на вид Сокаку, Морихеи попросился к нему в ученики по Дайто Рю и остался тут на месяц, позабыв обо всем на свете. Впоследствии Морихеи тренировался вместе с Сокаку все свое свободное время, спонсировал строительство додзё и в конце концов предложил Сокаку остаться с ним на столько, на сколько тот пожелает. Практически каждое утро в течение двух часов Морихеи получал инструкции от Сокаку и помогал своему наставнику с утра до ночи во всем, в чем только мог, — готовил пищу, стирал, делал массаж, парил в бане.

При случае Морихеи выполнял и роль дублера Сокаку в наиболее опасных операциях, что, конечно же, послужило отличной практикой и проверкой сил для будущего великого бойца, которого Сокаку видел в своем преуспевающем ученике. Морихеи, таким образом, научился противостоять врагам, стремящимся убить соперника. История не сохранила подробностей такого рода поединков с идеологическими противниками, однако доподлинно известно, что сам Морихеи никогда не стремился убить своего оппонента, предпочитая бескровные способы его низвержения.

После пожара 1916 года Морихеи затратил много времени и сил на восстановительные работы, хотя и старался все свободное время уделять тренировкам и поездкам со своим учителем на показательные выступления и уроки в различные области Хоккайдо.

В конце 1919 года Морихеи со своей семьей (пополнившейся в 1917 году сыном Такемори) покинул остров Хоккайдо. Из родного Танабе пришло печальное известие о тяжелой, смертельно опасной болезни его отца (Йороку в течение некоторого времени жил в Сиратаки вместе с сыном, однако из-за неблагоприятного, холодного климата был вынужден в конце концов вернуться в Танабе). С Сокаку пришлось расстаться. Правда, Морихеи оставил ему все свое наследство, нажитое в Сиратаки, переоформив его на нового хозяина, который успел жениться на более молодой, нежели он сам, женщине, подарившей ему семерых детей. Тридцатишестилетний Морихеи тем не менее не особо торопился прямо в Танабе, он сделал небольшой крюк, посетив Айабе — небольшой городок в пригороде Киото, где судьба уготовила ему еще одну знаменательную для его карьеры встречу. На этот раз с самой, пожалуй, загадочной личностью двадцатого столетия — Онисабуро Дегучи.